«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории - Генри Каттнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня другие цели, – загадочно ответил робот. – Вот, возьмите.
Внутри у него пощелкало, затем на металлической груди отодвинулась панель. Робот извлек из ниши и протянул Кельвину плоскую коробочку, тот машинально ухватился за прохладный металл.
– Будьте осторожны. Не нажимайте на кнопку, пока не…
Но Кельвин уже нажал.
Он будто несся в обезумевшем локомотиве – как ни дави на рычаг, тормоза не сработают. Кто-то сидел в голове у журналиста. И решал за него.
Этот кто-то был не совсем человек. И по меркам Кельвина он был не совсем здоров психически. Зато вполне вменяем по собственным меркам. Достаточно вменяем, чтобы еще в ясельном возрасте усвоить самые сложные принципы неевклидовой геометрии.
Из чувственного хаоса в мозгу синтезировался своего рода язык – общий, универсальный. Отчасти вербальный, отчасти образный; свою лепту внесло и обоняние, и осязание. Что-то в нем было знакомое, что-то – совершенно чужое. Все вперемешку.
Пожалуй, как-то так:
«В этом сезоне чересчур расплодились большие ящерицы… У всех ручных тревваров, кроме каллистянских, похожие глаза… скоро отпуск, и предпочтителен галактический круиз, Солнечная система вызывает клаустрофобию… Завтра сложим-подытожим, если квадратный корнюк и возводимый трояк…»
Но это не более чем словесный символизм. Субъективно все воспринималось в мельчайших подробностях, и от этого было еще жутче. Кельвин, на его счастье, мгновенно подчинился рефлексу и убрал палец с кнопки.
Он стоял столбом, разве что слегка дрожал.
Ему было страшно.
– Не надо было устанавливать телепатическую связь без моей команды, – упрекнул робот. – Теперь мы в опасности. Подождите. – Глазные фасеты изменили цвет. – Да… понятно. Да, Тарн. Берегитесь Тарна.
– Я не желаю в этом участвовать! – зачастил Кельвин. – Заберите свою штуковину!
– Без нее вы беззащитны перед Тарном. Оставьте у себя. Как я и обещал, прибор даст вам здоровье, славу и богатство. Он намного эффективнее гороскопа.
– Спасибо, не надо! Уж не знаю, как вам удаются эти фокусы… Может, ультразвук? Не знаю и не хочу…
– Подождите, – повторил робот. – Нажав на кнопку, вы очутились в разуме, который существует в далеком будущем. Прибор создал ментальную связь. В любой момент вы можете воспользоваться ею, нажав на кнопку.
– Не дай бог! – Кельвина прошиб пот.
– Подумайте о преимуществах. Вообразите, что вашим сознанием завладел доисторический троглодит. Это дает ему возможность исполнить любые свои желания.
Надо было найти логичные опровержения аргументам робота. «Какие доводы использовал в споре с дьяволом святой Антоний? – борясь с обморочностью, думал Кельвин. – Или это был Лютер?»
Но нужные слова не шли на ум. Усилилось головокружение, и журналист подозревал, что выпил лишку. Все же он пробормотал:
– А как троглодит разберется с содержимым моего мозга? Как применит эти знания, не располагая теми средствами, что есть у меня?
– У вас когда-нибудь возникали ни с того ни с сего явно нелогичные идеи? Сильные позывы, которым нет объяснения? Появлялось желание думать о тех или иных вещах, считать до определенного числа, решать конкретные задачи? Так вот, житель будущего, тот, на кого наведен луч моего прибора, не подозревает, что находится в телепатическом контакте с вами. Он открыт для вашего воздействия. Все, что от вас требуется, – это сосредоточиться на задаче и нажать кнопку. И у визави возникнет желание – с его точки зрения, нелогичное – решить вашу проблему. Вы будете читать у него в мозгу. Со временем поймете, как работает прибор. Его возможности небезграничны, в этом вы тоже убедитесь. Но здоровье, богатство и славу он вам даст, это я гарантирую.
– Ничего ты не можешь гарантировать! Если действительно прибор работает так, как ты говоришь, для меня не будет ничего невозможного. Именно поэтому я не желаю его покупать.
– Повторяю: существуют ограничения. Едва вы получите здоровье, славу и богатство, устройство выйдет из строя. Об этом я позаботился. Ну а пока оно функционирует, вы можете устраивать свои дела, стучась в самый гениальный мозг будущего. Только очень важно сосредоточиться на проблеме, прежде чем давить на кнопку. Иначе Тарн выйдет на ваш след.
– Тарн? Кто такой?
– Полагаю, андроид, – ответил собеседник, глядя в пустоту. – Искусственный человек. Впрочем, давайте теперь займемся моим делом. Мне требуется совсем небольшое количество золота…
– Так вот ради чего ты все это затеял! – У Кельвина отчего-то стало легче на душе. – Да только нет у меня никакого золота.
– Часы?
Кельвин вытряхнул их из рукава.
– Э, нет. Такие котлы кучу денег стоят.
– Мне нужна лишь позолота. – Робот выпустил из глаза красный луч. – Спасибо.
– Ты что себе позволяешь?! – вскричал Кельвин, глядя на металл, который вмиг сделался серым.
– Если воспользуетесь прибором для мысленной связи, легко получите здоровье, славу и богатство, – быстро проговорил робот. – Станете самым счастливым человеком вашей эпохи. Будут решены все ваши проблемы, включая проблему Тарна. – С этими словами робот шагнул назад и исчез за висящим восточным ковром, который никогда не бывал восточнее Пеории.
Наступила тишина.
Кельвин перевел взгляд с потускневших часов на загадочный плоский предмет, лежащий у него на ладони. Размером с пудреницу – два на два дюйма – и с кнопкой на боку.
Журналист сунул вещицу в карман и подошел к выходу. Заглянул за фальшивый восточный ковер, но ничего не увидел. Очевидно, робот сделал ноги. Кельвин вышел из палатки. Невдалеке Оушн-Парк с огнями и шумом аттракционов. И подвижная серебристая мгла Тихого океана до далекой россыпи горящих фонарей и освещенных окон – это на невидимом обрыве примостился город Малибу.
Журналист вернулся в палатку и осмотрелся. За резным креслом, на которое указывал робот, лежал толстяк в национальном костюме свами. Запах вкупе с дедукцией подсказал Кельвину, что владелец заведения мертвецки пьян.
Не зная, что предпринять, журналист снова воззвал к Господу. И вдруг поймал себя на том, что думает о Тарне, кем бы или чем бы тот ни был. Андроиды? Астрологи? Будущее? Телепатия? Нет! Разум облачился в спасительную броню неверия. Невозможно изготовить мыслящего робота, Кельвин это знает – даром, что ли, он репортер.
Захотелось шума и света. Захотелось оказаться среди людей. Он прошелся до тира и подстрелил несколько жестяных уточек. Казалось, в кармане раскалилась плоская коробочка прибора. Потускневший корпус часов жег руку. Мозг опаляло воспоминание о том, как из него извлекли и тут же возвратили на прежнее место информацию. Выпитое в баре виски кипело в желудке.
Покинуть Чикаго Кельвина заставила изнурительная, часто обостряющаяся болезнь. Обыкновенный синусит, а не шизофрения с галлюцинациями или обвиняющими голосами из стен. Журналисту не являлись раньше летучие
